– Так это здорово, – шепчу я практически ему в рот. – Получается, у нас одинаковые причины быть вместе. Мы оба уникальные совершенства и нуждаемся друг в друге для самооценки. – Я не удерживаюсь и хихикаю.
Азамат тоже усмехается, хотя и качает головой, в смысле, что я чушь порю, складывает меня рядом, нависает сверху и долго и трогательно целует. У него это по-прежнему забавно получается, как будто он боится обо что-то уколоться у меня во рту, но эффект мне очень нравится.
– Пусти руки помыть, – вставляю в промежутке.
Он неохотно откатывается в сторону.
Когда я прихожу из ванной, он уже благополучно дрыхнет. Ну вот, а я губу раскатала… Ладно, зато бессонницы точно не наблюдается. Укладываюсь ему под бочок, хотя по здешней горячей ночи это дурно пахнет альтруизмом.
Утро у меня начинается с тихих стонов над ухом. Оказывается, это Азамат проснулся, вспомнил, как вчера бессовестно задрых, и теперь ему ужасно стыдно.
– Лизонька, прости, пожалуйста, я даже не понимаю, как так получилось! Ведь и не устал, ничего, только моргнул – и уже утро! Извини, солнышко, ты очень обиделась?
– Да мне-то чего обижаться? Я, наоборот, порадовалась, что ты не будешь ворочаться полночи и выдумывать себе глупостей.
– Ой, ну это же такой стыд, взять и заснуть! Это ж надо! А еще сам обижался, идиот!
– Ну ладно тебе психовать, лучше бы ту же энергию на что-нибудь приятное употребил.
– Все, что угодно, рыбонька. Может, когда вернемся, походим по магазинам? Или свозить тебя куда-нибудь? Ты только скажи, что сделать, чтобы тебя умилостивить?
– Да я не сержусь!
Никак не верит.
– Ну надо же мне как-то реабилитироваться после такого позора!
Ладно, надо так надо.
– Тогда пошли купаться.
Он нервно взглядывает в окно, где вовсю светло.
– Ох-х, ну ладно. Купаться так купаться.
И мы идем. Без завтрака, потому что мне еще рано завтракать, у меня пищевод еще спит.
На берегу, впрочем, по-прежнему никого нет. Где-то далеко на горизонте маячат лодочки с рыбаками, во всяком случае, Азамат утверждает, что они там есть. Я не вижу. Мы кидаем шмотки все на то же дерево с белесой дымкой (оказывается, она мне вчера не померещилась) и плюхаемся в воду с разбега. Она со вчера чуток остыла, но солнышко припекает, так что в самый раз освежиться перед дорогой. Плавать неохота, и так с утра ноги тяжелые после вчерашнего заплыва с непривычки. Подбираю с берега свою босоножку на толстой пробковой подметке и кидаю в воду. Она хорошо плавает, можно играть как с мячиком. Азамат сначала понять не может, что это я делаю, зато потом мы радостно брызгаемся, перекидываемся босоножкой и распугиваем чаек. Чайки, кстати, тут просто гигантские, я их боюсь.
Азамат расслабляется и перестает постоянно оглядываться по сторонам, зато начинает заигрывать. Заниматься любовью на пляже я не люблю, песок везде попадает. А вот прямо в море никогда не пробовала, ой, ну сейчас попробую!
– А ты гарантируешь, что мы не нахлебаемся воды? – спрашиваю, когда он меня стискивает в могучих объятиях.
– Ты, конечно, сводишь меня с ума, но не настолько, чтобы я забыл, где верх, где низ, – усмехается он и выбрасывает мою босоножку на берег.
А потом мы перестаем разговаривать.
Пожалуй, я возьму этот опыт на вооружение в перспективе лета, потому что в воде не жарко.
Когда мы, счастливые и на нетвердых ногах, вылезаем и одеваемся, я все-таки решаю спросить про фигню на дереве.
– Слушай, Азамат, а что это такое?
– Дерево-помор, они тут, на юге, всегда по берегам растут.
– А вот это у него что? – Я тычу пальцем в непонятную дымку над трещинкой.
– А это в него молния попала пару лет назад, вот и раскололось.
Трещина действительно похожа на след от молнии, это вчера в темноте я ее приняла за развилку.
– Ну а что белое-то?
Азамат внимательно осматривает несчастное дерево вдоль и поперек.
– Где ты видишь белое?
– Ну вот над этой трещиной болтается такая то ли дымка, то ли пленка, полупрозрачная, беловатая.
Азамат обходит меня сзади и пригибается, чтобы посмотреть с моего ракурса.
– Большая?
– Ну да, на метр где-то свисает. Вот. – Я встаю на цыпочки и дотягиваюсь до кончика пальцами. – Я ее касаюсь.
Он мгновенно отдергивает мою руку.
– Не трогай.
– Так что это?
– Не знаю. Я это не вижу, так что лучше не трогать.
– Ну как же не видишь? – не унимаюсь я.
Тут нас перебивает неожиданно явившийся из кустов Алтонгирел.
– А, я так и думал, что она тебя с утра на пляж потащит, – довольно сообщает он.
– И тебе доброго утра, – откликаюсь я.
Азамат, впрочем, продолжает смотреть на дерево.
– Алтонгирел, вот скажи, ты тут видишь белую дымку? – тихо спрашивает он.
Духовник смотрит, трижды уточняет место, потом мотает головой.
– И я не вижу, – откликается Азамат. – А Лиза видит.
Взгляд у Алтонгирела тут же становится серьезно озабоченным.
– А какой она формы?
– У самой трещины потолще, потом как будто мешок свисает, а поверх него такая занавесочка с длинным концом, – стараюсь я. Как описать форму дымки, если она ни на что не похожа?
– Ты ее не трогала?
– Чуть-чуть совсем потрогала за кончик.
– И как на ощупь?
– Ну-у… на пену похоже, только очень мягкую…
Мужики переглядываются.
– Пойдем отсюда, – тихо и решительно говорит Алтонгирел.
Азамат кивает, мягко берет меня за плечико и подталкивает к тропинке.
– Так что это? – спрашиваю я на ходу.
– Ничего, – мрачно отвечает Алтоша.
Ладно, не хочешь говорить тут, я подожду.
Мы быстро доходим до постоялого двора, где я тут же лезу полоскаться, а они заказывают завтрак. Полоскание происходит в огромном деревянном тазу, в который вода поступает из крана в стене. Как ее потом выливают, мне неведомо.
Когда я спускаюсь на террасу завтракать, Азамат с духовником что-то оживленно обсуждают, сдвинув головы. Я замедляю шаг, надеясь что-нибудь ухватить, а то что-то тайна какая-то.
– Может быть, это временно, – с надеждой говорит Азамат.
– Это может пройти на несколько лет, но потом всегда возвращается.
– Но ведь она нормально соображает! – шепотом восклицает Азамат.
– Пока да. Но неизвестно, когда древесная слюнадоберется до нее окончательно. Ты можешь и не заметить разницы…
– И что такое «древесная слюна»? – с вызовом спрашиваю я, подходя поближе. Ох как мне это все не нравится!
Они оба отводят глаза.
– Ну?
– Это… такая болезнь… – начинает Алтоша. – Результат сглаза.
– И в чем она выражается? – Я на всякий случай сажусь.
– Ну эта штука живет на деревьях и, когда выбирает жертву, становится видимой. И тогда распыляет свои споры на жертву…
– И что происходит с жертвой?
Они оба молчат гораздо дольше, чем мне бы хотелось. Наконец Азамат решается ответить:
– Постепенное сумасшествие.
Глава 13
– Так, с этого места поподробнее. – Я решительно ставлю локти на стол. – У меня еще есть шанс отмыться?
Оба мотают головами.
– Если ты ее уже видишь, значит, заражена.
– А как у вас получается результат сглаза, если эта штука сама выбирает жертву?
– Можно так сглазить человека, что он становится жертвой, – раздраженно поясняет Алтоша в своей излюбленной манере, как будто уже сорок раз повторил. Ладно, по мне, даже лучше, чтобы он вел себя как обычно, а то, когда он бледнеет и таращится на меня как на смертницу, я начинаю паниковать. Может, еще пронесет…
– Ясно, а какие симптомы сумасшествия?
– У каждого свои.
– Например?
– Я так не помню. – Он пожимает плечами.
Ага. Значит, он не слишком хорошо осведомлен об этой дряни.
– А где есть эта информация?
Духовник тяжело вздыхает.
– В «Энциклопедии шакальих детищ» есть.